Секретики за баком

На экране появился дядька в чулке. «Телекомпания ВИD представляет». Катька поморщилась. Все ей нравилось в вечерах у бабушки, кроме этих двух секунд, потому что их было достаточно, чтобы ночью проснуться от страха, что за тобой гонится дядька в чулке. Закричать. На крик прибежит бабушка. И только тогда становится понятно, что это сон. Вспомнив прошлый раз, Катька снова поморщилась.

«Добрый вечер! Здравствуйте, уважаемые дамы и господа! Пятница! В эфире капитал-шоу «Поле чудес»! И, как обычно, по традиции, приглашаю в студию первую тройку игроков!».

На всю квартиру раздался обрывок телефонной трели: так всегда происходило, когда кто-то из взрослых заканчивал разговор. Катька могла взять телефон у бабушки, передать привет маме или папе, но сама трубки не снимала и не вешала. Не любила. Вдруг позвонит дядька в чулке или кто-то из его друзей? Потом опять просыпаться и кричать, плакать бабушке в сиреневую сорочку с кружевным воротником. Нет уж.

— Чего сидишь, ворон считаешь? — Бабушка обратилась к Катьке. — Пей чай, остынет.

Катька отхлебнула из кружки, кипяток обжег нёбо. 

— Ай, горячо!

—  Не придумывай, я тебе десять минут назад чай заварила.

— Не придумываю! — Катька злилась, когда ей не верили.

— Так, все, дай на Якубовича посмотреть, — бабушка взяла пульт и сделала громче. Катька надулась, но ничего не ответила.

«Тема у нас сегодня замечательная, нас совершенно не касается. Это фарфор. Я так думаю, женщины отгадают это сразу. Вот задание на первый тур: «Как называется матовый фарфор?». А, ну, вы уже банкрот! Сейчас мы потихонечку, тихонько. Валентина Владимировна! Такова традиция! Коротко о себе! Я родилась в Кубани, в 15 лет приехала в Камышинск…». 

Катька любила смотреть с бабушкой «Поле чудес». Якубович был не страшный, усатый. Только вот правила игры непонятные. Буквы Катька знала. И немного цифры. Но все вместе пока сложить не получалось.

«28 августа 1998 года…». Катька взглянула на календарь. Тут все просто. Бабушка про годы, месяцы и дни все рассказала. Обещала объяснить, что такое «без пяти двенадцать» или «десять минут седьмого», потому что это вообще путаница какая-то. Вот что надо загадывать на «Поле чудес», а не про фарфор.   

Следующий глоток чая уже приятно скользнул по языку, ничего не ошпарив. Значит, можно переходить к еде. Катька протянула маленькую ладошку и схватила самый сочный, самый жирненький, самый румяный оладушек. Он был еще горячий. 

— Бабуль, а где сгущенка?

— Что? — бабушка повернулась к Катьке, хотя мыслями была явно где-то в студии «Поле чудес» и крутила барабан. 

— Где сгущенка?

— Ой, милый мой! — воскликнула бабушка, вернувшись мыслями обратно на кухню. —  Я что, не дала сгущенку? Сейчас-сейчас.

Бабушка взяла табуретку, поставила ее к холодильнику. Над ним находился небольшой шкаф, где лежало буквально все: макароны, перловка, гречка, овсянка, нераспакованные коробки конфет, которые можно кому-нибудь передарить, бутылки шампанского на Новый год, рулоны ваты, медицинский спирт (бабушка шесть лет, как не работала врачом, ушла на пенсию, когда Катька родилась), пластиковые пакеты и несколько банок сгущенок.

— Держи, мой родной, — сказала бабушка, спустившись с табуретки и поставив банку перед Катькой. — Сейчас открою, подожди!

«Я заместитель командира части по воспитательной работе…» — уже рассказывал о себе третий игрок, тот, который высокий, как Катькин двоюродный брат. Бабушка не слушала, она била ладонью по деревянной ручке открывашки, чтобы та зубчиком поглубже воткнулась в металлическую крышку. 

— На, держи! — она подвинула к Катьке открытую банку сгущенки, с отогнутой крышкой, по краям как будто с металлической бахромой. — Только не порежься, я тебя умоляю!

— Спасибо, бабушка! — ответила Катька, взяла ложку и, высунув кончик языка, с наслаждением окунула ложку в сгущенку, вытащила ее и, держа над тарелкой, наблюдала, как молочные тонкие струйки покрывают золотистый и жирный бочок оладушка.

— Ну, ты че дурью маешься? — сказала бабушка и выхватила у Катьки ложку. — Положи нормально и ешь.

Она зачерпнула ложкой добротную порцию сгущенки и шлепнула ее о тарелку. 

— На, оближи! — дала Катьке ложку.

Катька облизала, положила ложку рядом, мокнула уже не только жирный, а еще и липкий оладушек в сгущенку — и жадно откусила. Вкуснотища! 

«Я бы хотела подарить подарки… Пиво! Эх, зачем вы пиво? Вы б лучше водочки! Давайте нашему военному нальем кружечку…»

Катька сразу подумала про деда, который тоже любит пиво. Если дед пил дома, а не в гараже с мужиками, то он всегда давал Катьке выпить пену с пива, а потом закусить беляшом. Интересно, а когда дед пьет в гараже, думала Катька, кому он дает отхлебнуть пену? 

Дожевав первый оладушек, Катька потянулась за вторым и вспомнила, что в прошлый раз на «Поле чудес» угощали домашним кефиром и квасом. Домашний кефир вкусный. Особенно с медом. А вот бабушка оладушки делает из скисшего кефира. Странно. Кефир испорченный, а оладушки свежие, немного кислые, но вкусные, особенно со сгущенкой.

«Мне бы очень хотелось сделать вам сюрприз за ту радость, которую вы нам доставили. Приз от Oriflame, производителя прекрасной натуральной косметики по уходу за кожей лица и тела. Более тридцати лет Oriflame дарит вам молодость, красоту и здоровье!»  

Весь барабан был уставлен призами: соковыжималка, пылесос, комплект постельного белья, ещё и корзину с косметикой Oriflame вынесли. Не автомобиль, конечно, но тоже приятно. Среди этих коробок стояла молодая женщина, «тётя» — как сказала бы Катька — и сияла улыбкой.

— Мне бы такую соковыжималку, — вздохнула. — Мать твоя пакет моркови собрала, оставила в саду, заберу потом. Я бы столько сока навыжимала!

— А я бы пила! — воодушевленно сказала Катька, уже представив, как выжимает вместе с бабушкой из моркови сок: наверное, захватывающе.

— Ну, в этом никто не сомневается, — иронично парировала бабушка. 

Катька довольно улыбалась: она будет пить морковный сок, клево!

— Так, все, спать! — сказала бабушка, нажав на красную кнопку пульта и встав с дивана. — Я тебе кровать пока постелю, а ты иди умывайся. 

На этом моменте Катьке становилось нестерпимо грустно: когда заканчивалось «Поле чудес» и надо было умываться и идти спать. Казалось, что счастье — всё: закончилось, испарилось, ушло из её жизни безвозвратно. Тем более, она очень не любила ложиться спать. Отход ко сну был для неё процессом безрадостным, не сулящим ничего хорошего. Во-первых, в темноте страшно, часы громко тикают, а если ещё и луна светит в окно, и всё становится темно-синего оттенка, то вообще пиши пропало. Жутко. А в темноте постоянно что-то мерещится: то звуки, то тени. Во-вторых, о завтрашнем дне думать не получалось. Катьке как-то сказал старший брат: «Ты ложись и думай о том, как проснешься». Не так-то это и просто. Точнее: вообще непросто. Катька так не могла. День закончился — всё, дальше ничего не будет, только этот логичный конец.

Катька умылась, надела пижаму, взяла любимую игрушку, бело-рыжую собачку по кличке Тобик, и залезла под одеяло. Ладно, все-таки что-то приятное в отходе ко сну было: постель у бабушки. Огромная мягкая подушка в белой наволочке, белая хрустящая простыня и такой же белый хрустящий пододеяльник, защищавший от большого и колючего красно-коричневого одеяла. 

— Хорошо тебе? — спросила бабушка, глядя на довольную Катьку.

— Очень!

— Ну, слава богу! Спи!

Бабушка поцеловала Катьку, Катька ручонками обхватила шею бабушки и сказала: «Ты у меня самая лучшая!».

— Да правда что! — ответила бабушка, хоть и была рада это услышать от внучки. — Всё, Катюня, спать! Завтра не подниму тебя.

Бабушка вышла из комнаты и зажала между дверью и косяком свернутый кусок газеты, чтобы та не открывалась. Если точнее: то дверь вообще не закрывалась, если не зафиксировать ее «бумажкой».

Катька смотрела на желтую линию света под дверью. Пока свет был, она чувствовала себя в безопасности, Катька фантазировала, что это только её комната темная, а за её пределами кругом желтый свет, прям как под дверью, который её оберегает.

Через какое-то время свет погас. Значит, бабушка тоже пошла спать. Вместе с желтой полосой гасло и Катькино чувство безопасности. Все, теперь она одна против тёмной комнаты, проезжающей на полной скорости машины за окном, тикающих часов, хрустов старого линолеума, по которому ходили весь день, и треска чайника. «Тобик, не бойся, я с тобой» — говорила Катька и крепко прижимала собачонку к себе. 

Утешив игрушку, Катька утешила себя — и уснула. Не снилось ничего. Только звуки порой будили, но сон крепко держался за маленькое тело, и стоило разуму пробудиться, к чему-то прислушаться, как Катька снова засыпала, не успев ничего понять. Так продолжалось какое-то время, пока звуки не стали нарастать, не заполнили всю комнату. Катька открыла глаза, которые сразу же округлились от страха. Она прислушалась. Шум был в коридоре, а линии света под дверью — нет. Значит это не бабушка проснулась, чтобы выпить воды. Катька продолжила слушать. Казалось, будто кто-то что-то толкает — и звук расходится по стенам. Еще несколько секунд рассуждений и Катька все поняла… 

Гул нарастал, смешивался с копошением, звоном, шуршанием. Теперь точно понятно. Катька, замерев, ждала, когда объявится бабушка, а она обязательно подаст голос, по-другому и быть не могло.

— Етит твою мать! — бабушка не заставила себя ждать. — Опять приперся пьяный! Я тебе сколько раз говорила, если напился, оставайся в гараже, зачем тащишься домой ночью! Внучка спит, ты ее напугать хочешь?

Катька сначала испугалась, конечно, но уже все было нормально. Пьяный дед — это не страшно. Страшно, когда бабушка на него кричит, но Катька знала, стоит ей появится в коридоре, крик сойдет на нет, и ей спокойно скажут: «Катюня, иди в комнату поиграй, дедушка опять выпил, но все хорошо». Сейчас Катьке не хотелось никуда выходить, даже под предлогом пописать. Да и ночью бабушка вряд ли будет деда сильно ругать, все случится утром. А пока можно спать. 

*** 

— Да. Ага. Поняла… Еще чего! Какие деньги? С ума что ли сошли? Я съезжу! Нет, доча, не спорь. И ерунду не придумывай! Никому ничего платить не надо, я все сделаю. А что Катюня? Попрошу Галю с ней посидеть! Там же дел на полчаса. Все, клади трубку, у тебя связь дорогая! Давай, пока.

— Мама звонила? — спросила Катька. 

— Ага, — сказала бабушка и вернулась к плите, на которой готовила деду похмельный суп. Дед спал в комнате, но судя по запаху укропа и картофельного бульона, стоявшего на всю квартиру, бабушка скоро отправит Катьку будить деда, чтобы он поел. — Мы сегодня с тобой в сад поедем.

— Зачем в сад? — Катька сильно удивилась. 

Во-первых, скоро сентябрь, и уже в сентябре вся семья перестает ездить в сад. Пока строили дом, на участок привезли строительный вагончик, и если летом там можно было оставаться ночевать, то осенью уже нет — холодно, радиатора еле хватало нагреть все помещение. Дача хоть и находилась рядом с городом, но мотаться туда-сюда удовольствия было мало. Во-вторых, родители и брат находились в Лондоне. Катька только с ними ездила на дачу, иногда, конечно, приезжали бабушка с дедом на белой «Копейке», в которой пахло бензином и дедовским гаражом, чтобы забрать яблоки и кабачки, но просто с бабушкой вдвоем ездить не доводилось. 

— Матери твоей перед их отъездом звонили и сказали, что воры в саду завелись, а мне передать она забыла, только сейчас вспомнила.

Катька испугалась! Как воры? Неужели они найдут ее секретики за баком, под кустом ирги? Какой ужас!

— Бабушка, а что они воруют?

— У кого что есть, то и воруют. 

«Значит, точно до секретиков доберутся» — думала Катька. Раз у кого что есть, то и Катьке свое имущество не сохранить. Главное, чтобы розовые туфли для барби не забрали. Катька их у толстой Лизки выиграла, когда они щебенку разрисовывали синим мелом и угадывали, кто сколько камней в ладошку уместил. Катька сразу догадалась, что та больше четырех в руку не возьмет, хотя Лизка говорила, что у нее их там восемь! Соврала! А потом еще туфли отдавать не хотела, Катька с боем забрала, а теперь их украдут воры. 

— Зачем нам к ворам в сад ехать? — грустно спросила Катька, все еще думая о туфельках барби.

— Не к ворам, дуреха, — ответила бабушка, улыбнувшись и прихватив кастрюлю полотенцем. — Там команду дружинников собрали, которая должна дежурить, а если не можешь с ними, то надо 50 рублей платить. Дефолт в стране, а им только плати! Так, Катюня, иди деда буди, суп готов.

Катька вздохнула и поплелась по коридору. Ей было жалко деда. Пахнет перегаром, от бабушки получил, какой-то весь грустный, поникший. Дед не был злым, когда выпивал. Песни поет, что-нибудь покричит, потом заплачет, обниматься полезет, а в конце уснет в коридоре. Бабушка всегда деда сильно ругала, может, поэтому он злым не был. Тетя Шура из 15-ой квартиры дядю Валеру никогда не ругала, а он был сильно злой, когда выпивал. Однажды соседи вышли на шум в коридор, Катька одна из первых выбежала, так он на нее руку поднял и говорит: «У-у-у, я тебе!», бабушка вышла следом, это увидела и так дядю Валеру побила, что мало не показалось. Даже баба Шура вступаться не стала. Сначала Катька испугалась, но когда бабушка побежала на него с кулаками, то поняла, что бояться нечего. 

— Деда, вставай, — тихо сказала Катька. 

Реакции ноль.

— Деда! — Катька сказала громче и чуть толкнула его ладошкой в плечо.

Дед зашевелился, открыл глаза, удивился, а когда узнал Катьку, то удивление сменилось на усталость.

— Катю-ю-юнечка-а-а моя-я-я, — протянул дед.

— Дед, бабушка суп приготовила, пошли есть! — сказала Катька.

— Иду-иду…

Дед очень медленно поднялся, сел, долго смотрел на сервант напротив дивана. Катька постояла рядом, потом устала его ждать и пошла к бабушке на кухню.

— Бабушка, а когда мы в сад поедем?

— Деда накормлю и поедем. Он встал там?

— Проснулся… — ответила Катька.

— А что мы там будем делать? 

— Я же тебе сказала, — ответила бабушка, нагнувшись перед холодильником, доставая что-то с нижней полки. — Будем дежурить с дружинникам, поедем вечером, а потом вернемся домой.

Катька ни слова не поняла. «Дежурить с дружинникам» — это как? Однако в ее маленьком девичьем сердечке затеплилась надежда, что до розовых туфелек воры не доберутся. Зачем еще ехать дежурить с дружинниками (что бы это ни значило), если не ради спасения секретиков за баком?

Пока дед ел суп, бабушка то молчала, то ругалась. Катька сидела на полу в другой комнате и играла в кукольный домик, который ей склеил дедушка из пенопласта. Дома у Катьки был свой кукольный дом: большой, туда барби помещались целиком. Дом, который склеил дед, был меньше, но в него влезла мебель, которую Катька взяла с собой, и одна кукла — Синди. Ни у кого такой не было, потому что Катьке ее купили в Италии. У других девчонок тоже были барби, но какие-то не такие: полулысые, с негнущимися ногами, твердые, пластиковые. Однажды Катька сломала барби ногу: нога была красивая, гнущаяся, но, видимо, не настолько, насколько ее пыталась выгнуть Катька. У барби вылез наружу «сустав в коленке», а нога некрасиво повисла. Бабушка Катьку отругала, а дед запаял ногу паяльником, что остался небольшой «шрам». Потом бабушка с Катькой надели барби на ноги джинсы, и бабушка сказала: «Ты не снимай с нее джинсы при матери, хорошо?». Катька послушалась и переодевала куклу в платья только дома у бабушки. 

У деда были золотые руки: даже кукольный дом из пенопласта и клея «Момент» выглядел презентабельно — и в него можно было играть. 

— Ты понял меня? — Катька услышала назидательный голос бабушки. — Чтобы к девяти вечера нас забрал! 

— Мамуся, ну, у меня же машина в гараже… — бесконечно извиняющимся тоном говорил дед.

— А меня это не колышет! Заберешь из гаража машину и приедешь за нами. Понял?

В ответ ничего не последовало. У деда никогда не было выбора: соглашаться или нет. Слово бабушки было законом: как она говорила, так он и делал.

Катька и бабушка стояли на остановке, ждали маленький вонючий автобус. Бабушка сказала: «Нам нужен тот, что с автоцентра приедет», а Катька знала, что оттуда приезжают только вонючие автобусы. На них Катька с бабушкой ездили в гости к бабе Вере и тете Нонне. Если в дедовской «Копейке» приятно пахло бензином, то в автобусах с автоцентра — очень противно, вперемешку с дорожной пылью.

— Не смотри туда! — Бабушка неожиданно прижала Катькину голову к своей красной куртке, пахнущей пирожками с картошкой.

Катька через бабушкин рукав все равно взглянула в ту сторону, откуда ее отвернули. Это были беспризорники. Катька их часто видела во дворе у дома бабушки. Они ходили компанией, носили в руках какие-то надутые пакеты, кто-то чуть старше ее, а кто-то даже младше. У одного из головы шла кровь и стекала по лицу, другой в руке нес железную палку. Катька не боялась их, но при одном взгляде ее начинало тошнить. Не так, как в вонючем автобусе, казалось, что эта тошнота подкатывала откуда-то из глубины, аж жить не хотелось. 

— Ну, слава богу! — ознаменовала бабушка прибытие автобуса на остановку. — Катюнь, проходи.

Катька первая заскочила в салон и заняла два свободных места.

— У меня пенсионное, а ребенок дошкольного, — на последней фразе бабушка показала на Катьку. Кондуктор ничего не ответила, бабушка прошла по салону и села рядом.

Катька уже забыла про беспризорников и чувствовала легкое возбуждение. Она ни разу не ездила на автобусе в сад: обычно на голубой «девятке», за рулем которой был папа, мама спереди, рядом с ним, сзади Катька и брат. Иногда между Катькой и братом стояла рассада и вкусно пахло помидорами. Или целое ведро уже созревших томатов и огурцов. 

— Бабушка, а автобус нас прямо до нашего сада довезет?

— Нет, мы на плотине выйдем.

Опять ничего не понятно. Какая плотина? Как потом попасть в сад? Где дежурить с дружинниками? Катьку успокаивали две вещи. Рядом бабушка, и с ней ничего не страшно. Она даже дядю Валеру побила, которого все боялись, и на плотине, значит, кого надо побьет. Второе — может, Катька не знает, как добраться в сад, но как найти секретик за баком она точно знала. Раньше Катька прятала секретики под трубой, но их нашел папа, когда подключал к трубе шланг, чтобы полить грядки. После этого она спрятала секретики между доскам за домом, но там их нашел брат, когда папа отправил его за дровами для костра. Катька подумала и поняла, что за баком под иргой самое надежное место. Чтобы собрать иргу, надо было залезть на забор, наверх, а внизу за баком точно никто лазить не будет. Если только воры, их Катька все еще боялась. 

Автобус довольно быстро выехал из города и началась любимая Катькой тополиная аллея: ей нравилось, как быстро мелькали деревья, а в какой-то момент заканчивались — и начиналось поле. Катьке казалось, что они играют с ней в какую-то игру, и сколько бы раз она не проезжала мимо, правила понять ей никак не удавалось.

— Следующая наша, — шепнула бабушка Катьке.

Бабушка аккуратно вышла из автобуса, а Катька прыгнула с последней ступеньки сразу на асфальт. 

— Ты что скачешь? Ноги переломаешь все! — возмутилась бабушка, но Катька не обращала внимания, ей было весело.

— Куда дальше? — спросила Катька.

— Пошли, — бабушка взяла внучку за руку и повела за собой.

Катька узнавала места, она проезжала их с родителями на машине, но пешком еще ни разу не ходила. 

Идти пришлось долго, еще и вдоль дороги, Катька устала.

— Бабушка, я устала! 

— Я старая не устала, ты молодая — устала.

— Бабушка, ты не старая!

— Ну-ну.

С этим нельзя было поспорить, Катька и не стала. Шла за бабушкой, потому что иногда мимо пролетали машины, и было страшно, а за бабушкой — не страшно.

Когда Катька уже начала думать, что они так вечно будут идти с бабушкой, пока родители с братом не вернутся из Лондона и не заберут их на синей «девятке» домой, впереди замелькали знакомые ворота и надпись над ними «Сад Петушок». Катька не знала, как это читать, но знала, что это значит: мама ей объяснила. 

Как только они перешагнули через цепочку, которую опускал сторож, каждый раз когда папа подъезжал на машине и показывал пропуск, — Катька выдохнула. Это была ее территория. Она знала все в саду: каждую улицу, каждый куст, каждый дом, каждый камень на дороге, который надо было объехать на велике. Катька любила приезжать в «Петушок», но не все ей нравилось. Например, не нравилось переодеваться в дачную одежду, полоть сорняки и ходить в деревянный туалет. Нравилось: играть с друзьям, кататься на велосипеде, есть овощи и ягоды прямо с грядки, лазить по доскам и кирпичам, есть вареную картошку с салатом из огурцов и помидоров. То есть Катьке все-таки больше нравилось приезжать в сад, чем не нравилось. 

— Бабушка, куда мы идем? — спросила Катька, когда поняла, что она ведет ее не к участку.

— Надо в товарищество зайти, — ответила бабушка. — Там собираемся и идем дежурить.

Они подошли к длинному одноэтажному дому между продуктовым магазином и колонкой с водой. Катька обожала ездить на велосипеде в магазин или за водой на колонку. В магазине на сдачу она брала себе жвачки Love is, чтобы самые красивые вкладыши потом сделать секретиками, а вот с колонкой было сложнее — у нее не всегда хватало сил спустить кран, поэтому иногда приходилось возвращаться с пустой бутылкой и просить брата помочь. 

  Когда бабушка отвела Катьку в товарищество, та поняла, что, пожалуй, это единственное место в «Петушке», где ей бывать не приходилось. Странно: он даже не вызывал у Катьки никакого интереса, туда ходили взрослые по каким-то взрослым делам, а значит ничего интересного. 

Внутри домика был деревянный пол, длинный светлый коридор и несколько комнат. Пока шла по коридору, Катька заглядывала в каждую комнату. Одна была заставлена вещами, в другой — стоял шкаф и кровать. «Видимо, тут спит дружинник» — подумала Катька. Третья комната оказалась приемной, за столом сидела взрослая женщина, а вокруг нее толпились мужчины. Увидев женщину, Катька замерла. Ее парализовал страх. «Дядька в чулке» — подумала она и, в ужасе еще сильнее сжала бабушкину руку. «Вот же главный вор, перед вами, что вы стоите все! Ждете, пока мои секретики украдет?» — думала Катька, набираясь сил сказать это вслух, но получилось только бабушке, полушепотом, и то не целиком.

— Бабушка, эта тетя во… — начала тихо Катька, но бабушка ее отдернула.

— Помолчи, я ничего не слышу!

Катька обиделась на бабушку, но было страшно, поэтому руку свою она не выдернула из ее ладони.

Взрослые о чем-то говорили, а Катька выглядывала из-за бабушки, чтобы хоть немного рассмотреть дядьку в чулке. Конечно, это был не прям он. У того, что в телевизоре, не было фиолетовой помады, родинок, усов, и глаза у него были закрыты, а у этого — открыты. «Сходство поразительное» —  думала Катька. Эту фразу она выучила, потому что ее часто повторяла бабушка, когда они смотрели «Ищу тебя», и в студию выходили люди, которых долго искали. Когда Катька спросила, что это значит, бабушка ответила ей: «Ну похожи очень». 

— Пошли! — все зашевелились, и бабушка потянула Катьку к выходу.

— Бабушка, а мы зайдем в сад? — Катька очень надеялась забрать свои секретики. 

— Зачем? Мы подежурим, и дед нас заберет.

— Мне надо забрать свои секретики!

— Какие секретики?

— Бабушка, ну, это же секретики… Я не могу сказать.

— Не придумывай! Тем более, у меня нет ключей от ворот.

— Я пролезу под забором! Там за баком он высокий!

— Господи, дай мне сил! А если ты обратно не вылезешь?

— Вылезу! Там папа пролез!

— А зачем он там пролез? 

— Не знаю, бабушка, — Катька и правда не знала, но помнила, что папа что-то проверял и попросил всех посмотреть, как он пролезает под забором.

— Давай если время останется, заберешь свои секретики?

— Спасибо! — Катька радостно обняла бабушку.

— Краля ты моя, — бабушка приобняла ее в ответ, и они пошли дежурить.

На дежурстве было восемь мужчин, бабушка и Катька. У каждого в руках по фонарику. Уже темнело, группа ходила по улицам и светила на участки. 

— А чего это вы сами приехали на дежурство? Где мужчины ваши? — спросил главный дружинник бабушку.

— Дед вчера напился, а папа в Ло… — не успела Катька закончить предложение, как бабушка ее сильно дернула за плечо. 

— Да муж мой вчера юбилей друга отмечал, а отец внучки в Лобню уехал, это Подмосковье, по работе.

Дружинники прошли вперед, бабушка наклонилась к Катьке и сказала:

— И вот что ты несешь? Зачем всем болтать, что дед напился? Или что папа в Лондоне? Ладно дед, а если узнают, что вы хорошо живете? Хочешь, чтобы вас тоже ограбили? 

У Катьки все сжалось внутри от страха, но она нашла в себе силы ответить:

— Но я же правду сказала…

— А тебя кто-то просил? Тебя что ли спрашивали?

— Нет.

— Ну, и молчи тогда. Все, пошли.

Бабушка с Катькой ускорили шаг и догнали дружинников. Катька обиделась на бабушку, и решила больше ничего никогда не говорить, даже если та начнет ее умолять произнести хоть слово. 

Дежурить было скучно и немного страшно. Особенно, когда светишь фонарем на участок, а там кто-то начинает шевелиться. Позже становилось понятно, что это кот или хозяин участка видел свет — и выходил из домика или теплицы. Воров так и не нашли. 

К тому моменту, когда совсем стемнело, группа уже обошла участки на несколько раз — и вернулась к дому, где на крыльце их ждала тетка, которая как дядька в чулке. 

— Ну, что, обошли, все хорошо? — спросила она.

— Ага, — ответил дружинник, который спрашивал про деда и папу. — Все нормально.

— Ну, все, тогда расходимся! Спасибо всем! 

Все стали расходиться, Катька с бабушкой остались одни у дома, где жила тетка, похожая на дядьку. Бабушка посмотрела на часы и пробормотала себе под нос: «Должен уже быть…». К ним подъехала такая же «девятка», как у папы, но только другого цвета: как вишня.  

— Вас подвезти? — из окна выглянул мужчина, который спрашивал про деда и папу.

— Нет, спасибо, за нами муж сейчас приедет.

— Так он же с похмелья, — противно усмехнулся дядька за рулем, и во рту у него блеснули золотые зубы.

— Ничего страшного! — ответила бабушка, а Катька почувствовала, что ей не по себе.

— Ну, смотрите, а то стоите тут одни, ночь, темно.

— Все нормально, — ответила бабушка и немного попятилась к дому, где было товарищество.

— Ладно, до свидания! — ответил мужик и дал по газам. 

— Еб твою мать! — громко воскликнула бабушка. — Чуть не вляпались! 

Катька и раньше слышала, как ругалась бабушка, она не понимала этих слов, но знала точно, что повторять их не стоит.

— Во что, бабушка, чуть не вляпались?

— А если бы он нас в машину запихнул и увез куда-нибудь? Видишь, нет никого? Магазин уже закрыт, Галина Ильинична тоже уехала. Да где этого старого хера носит!

Катька промолчала. Бабушка была злая и встревоженная. Катьке тоже становилось страшно, она даже забыла про свои секретики, и что они с бабушкой так за ними и не зашли.

«Старый хер» не появился ни через 15 минут, ни через 20, ни через 30. Катька с бабушкой сидели на крыльце товарищества, не зная что делать. 

— Катюнь, говоришь, папа под забором за баком пролез? 

— Ага.

— Точно? Не придумываешь?

— Точно, бабушка. 

— Тогда пошли. — Сказала бабушка, вставая с крыльца.

— Куда? — спросила Катька, продолжая сидеть. 

— К вам на участок. Ты же хотела секретики свои проверить?

— Хотела… — грустно ответила Катька.

— А чего грустная такая? 

— Мне страшно… И есть хочу. 

— Тогда точно пошли, чем-нибудь покормлю тебя.

Катька с бабушкой пошли по главной улице в сторону своего участка. Обе тряслись то ли от холода, то ли от страха. Катьке было вообще не весело, да и бабушке тоже. Под ногам «шуршали» камни, поднималась пыль, было страшно, что их кто-то услышит и решит ограбить. Сзади появились звуки подъезжающей машины.

— Иди сюда скорее! — бабушка схватила Катьку и спряталась с ней за ближайшими кустами. — Тихо!

Мимо проехала машина, темная. Катька с грустью поняла, что это не дед, у него машина белая. Бабушка выглянула из-за кустов, никого не было, следом вылезла Катька, и они пошли дальше.

— Бабушка, а почему мы спрятались?

— От греха подальше. Пойдем, чуть-чуть осталось. 

Несмотря на то, что бабушка была рядом, Катьке становилось все страшнее. Да и бабушке было страшно, Катька это точно знала. Если страшно бабушке, то значит бояться стоит всем. 

Дом располагался на углу пересечения Восьмой и Центральной улиц. Бабушка и Катька дошли до конца участка, где был бак, и остановились напротив забора, чтобы оценить щель между землей и нижней перекладиной.

— Нормально, пролезем, — вынесла вердикт бабушка. — Давай ты первая, я за тобой.

Несмотря на холод, страх и неопределенность ситуации, Катька обрадовалась, потому что сможет проверить: на месте ли ее секретики. Она легла ничком и начала потихоньку подползать под забором. Голова была повернута в сторону бака, и Катька увидела, что ее подкоп был не тронут. Она перестала ползти на участок, а потянулась ручонкой к маленькой горке и начала ее раскапывать. Катька глубоко закопала секретики, специально взяла мамин красный совок, пока та оставила его у грядки с цветами и пошла в вагончик проверить картошку. 

— Ты что, застряла там? — встревоженно спросила бабушка. Катька даже удивилась: в ее голосе не было злости, а только страх. 

— Нет! — ответила Катька и начала еще усиленнее копать ямку, чтобы увидеть хотя бы краешек секретиков.

— Ползи тогда вперед, а то сейчас по жопе тебе надаю! 

Катька поняла, что все, надо ползти, теперь злость в бабушкином голосе была слышна отчетливо, без примеси страха. Ей так и не удалось увидеть секретиков, но она решила, что сделает это потом, когда выдастся момент. Не при бабушке же копать секретики? Тогда они перестанут ими быть.

Катька проползла, следом бабушка, они вышли из-за черного бака — и оказались на своем участке. От бака до туалета вдоль трубы росли кусты малины, справа — ряды грядок, каждая отделена деревянной рамкой. Наискосок от бака был газон, а на нем две яблони и груша. Бабушка решительно двинулась вдоль малины, свернула направо и, пройдя между грядками и газоном, зашла на жилую зону. Жилую зону от сада отделяли брусья и доски, на которые Катька любила лазать с братом. Слева был двухэтажный красивый дом из красного кирпича, а справа — вагончик. Бабушка подошла к окну в доме, засунула руку под железный скат — и достала оттуда ключ. Катька продолжила стоять недалеко от бака, в надежде, что у нее выдастся минутка заскочить за него и докопаться до своих секретиков, но тут бабушка закричала:
— Где ты там?

Катьку не было видно из-за досок, отделявших жилую зону от сада. 

— Да тут я! — крикнула Катька и побежала к бабушке, которая уже отперла дверь вагончика, зашла внутрь и включила спасительный свет.

Катька очень любила свет. Неважно — это полоска под дверью или окна строительного вагончика, свет всегда дарил надежду, что по ту сторону кто-то есть, и если станет очень страшно — можно будет выйти, сначала зажмуриться с непривычки, увидеть знакомое лицо — и спастись от мрака беспомощности.

В вагончике было холодно, но уютно. «Сейчас согреемся» — сказала бабушка и включила радиатор в розетку.

Катька села на свою раскладушку, которая была между кроватью родителей и раскладушкой брата. Она прокручивала в голове план, когда сможет проверить секретики.

— Так, из еды тут не густо, Катюнь… — грустно сказала бабушка. — Две рыбные консервы и мешок моркови. Чай есть. 

— Пойдет, — ответила Катька, даже не услышавшая, что сказала бабушка, потому что была погружена в свои мысли.

Через двадцать минут в вагончике стало более или менее тепло, а Катька с бабушкой ели сайру с морковью и запивали ее черным чаем. Не пирожки с картошкой, конечно, но есть можно было.

— Бабушка, а когда мы домой поедем? — спросила Катька.

— Завтра утром.

— Деда приедет за нами?

— Нет, сами, на автобусе.

Бабушка была тоже погружена в свои мысли и отвечала без эмоций. Наверное, думала о каких-то своих секретиках. 

— Получается, мы останемся тут ночевать?

— Да, — бабушка отхлебнула чай. — Ешь! 

Катька обрадовалась, но бабушке вида не показала. «Значит, точно проверю секретики» — думала она, жуя сайру.

Поужинав, бабушка и Катька умылись из ковшика, почистили зубы и легли на две раскладушки: Катька на свою, бабушка — на брата. 

— На родительскую не лягу, — сказала она. — Примета плохая.

— Какая примета, бабушка? 

— На чужое семейное ложе не ложатся, горе будет.

— У кого горе будет? — Катька встревожилась, она не хотела никому горя.

— Ни у кого, спи! — ответила бабушка и повернулась на раскладушке к стене.

Катька продолжила смотреть в деревянный потолок вагончика, покрашенный в белую краску. У кого будет горе, думала она? Или не будет?

— Бабушка…

— Ну что? 

— Расскажи про горе, я не поняла.

— Да примета такая, ну, что ты пристала, — ответила бабушка. — Я не легла на кровать к родителям, ни у кого горя не будет. Спи уже!

Ну, слава богу, думала Катька. Теперь можно снова помечтать о секретиках. 

У всех девчонок секретики были разные: кто-то собирал их в спичечный коробок (но не Катька, конечно, что в него влезет-то?) или в коробочки из-под крема для лица. Мама рассказывала, что в ее детстве помещали предметы в землю, сверху клали стеклышко и закапывали, чтобы потом откапывать, показывать тому, кому доверяешь, и разглядывать секретики через стекло. Катьке это все не подходило. Она украла (стыдно, но что не сделаешь ради секретиков?) у папы из инструментов железную коробочку с красной крышкой, куда положила все самое ценное… Думая обо всем, что было секретиками, Катька быстро уснула. 

Ей часто снился один и тот же сон: она как будто вылетает из тела, парит над ним, видит себя, спящую на раскладушке или кровати, поднимается выше, летает над городом, лесами, полями, а когда пора — летит обратно, возвращается в тело, и Катька просыпается. Не было понятно: сон это или реальность, казалось, будто все происходило на границе миров. В этот раз Катька не успела даже взлететь над «Петушком», как срочно пришлось возвращаться. Стало очень холодно.

Катька проснулась, вскочила на раскладушке, та звонко скрипнула на весь вагончик. Дверь была распахнута, внутрь бесцеремонно залетали порывы ветра, бабушки в вагончике не было… То, что испытала Катька, был даже не страх. Казалось, будто все тело парализовано и начинает врастать в раскладушку. Похожее чувство Катька испытала, когда однажды потеряла бабушку из виду в переполненном автобусе. Они сели на разные места, стали заходить люди, Катька держалась взглядом за бабушкин сапог. Пока он был в поле зрения, она чувствовала себя в безопасности, но потом он пропал из виду, и Катьке показалось, что раз визуальная связь с бабушкой потеряна, то и любая другая — тоже, и на этом ее жизнь подошла к концу. Сейчас она испытывала нечто похожее, только в сотни раз хуже. Тогда бабушка просто уступила место беременной девушке, а сейчас — она пропала, посреди ночи, и дверь нараспашку, и ветер воет, и сил нет встать и закрыть ее, настолько все происходящее испугало Катьку.

Какое-то время она просто смотрела на входную дверь. Та качалась и скрипела. Когда в вагончик залетал ветер, на окнах шевелились занавески, звякая кольцам о гардину. Через время Катька поняла, что так не может продолжаться, и надо что-то делать. Она села на раскладушке, спустила ноги, пол был ледяным. Надела носки, кеды на липучках и — осталась сидеть. Было страшно пошевелиться. Казалось, что опасность повсюду: под раскладушкой, под кроватью родителей, за порогом вагончика, а что самое ужасное — нигде нет ни лучика света, сплошная темнота.

Катька встала и замерла. Еще одно движение, которое далось с трудом. Где найти сил дойти до двери и понять, что там происходит? Так и не найдя ответ на этот вопрос, Катька медленно, осознавая каждый шаг, малейшее свое движение, подошла к двери, сделала глубокий вдох и выглянула. Никого. Ни бабушки, ни воров, ни души. Катька сделала еще один шаг и вышла во двор.

— Бабушка, — прошептала Катька, надеясь, вдруг она где-то рядом. 

Тишина. Никто не ответил. Катька еще раз произнесла, только громче: «Бабушка!». Опять тишина. 

Катьке захотелось заплакать. Чувство, что она пропадает, разрядом пробежалось по маленькому телу и замкнулось на кончиках пальцев. Без бабушки она погибнет. Значит другого выхода нет, кроме как собраться, не плакать и найти её.

Катька вернулась в вагончик, взяла со стола фонарик, который остался после дежурства (забыли вернуть) и снова вышла на улицу. Светить фонарем Катьке было страшно, вдруг кто-то придет на свет? Ладно, соседский кот, а если воры? Она решила использовать фонарик только в острой необходимости. Например, если Катька увидит, что бабушка в беде. Она еще не придумала, как фонарь поможет в беде, но если что — она немедленно его включит. 

Первая мысль, которая пришла Катьке в голову, что бабушка в туалете. Хотя, и эта мысль начала таять среди вороха предположений о том, куда делась бабушка. Слишком долго ее нет, вряд ли в туалете. От подобной мысли Катьке стало еще страшнее, потому что если бабушка не в туалете, то где? Что с ней произошло?

Катька все равно решила проверить туалет. Ужин из сайры и моркови мог дать о себе знать. Или вдруг бабушка упала в дырку? Это был самый большой страх Катьки. Брат ее вечно пугал, что когда она пойдет в туалет, он так его раскачает, что она провалится вниз. А вдруг ветер подул настолько сильно, что бабушка упала вниз? 

Маленькими шагами, превозмогая себя, свой страх, да и все тело, которое совсем не слушались, Катька пошла к туалету. Миновав газон и ряды грядок, она дошла до кустов малины. Думая только о спасении бабушки, она даже не вспомнила про бак и зарытые секретики. Секретики — важно, но что может быть важнее бабушки? Катька свернула направо и медленно пошла вперед. Казалось, что в кустах малины кто-то шевелится; ветер гулял по крыше дома и раздавался громкий треск; Катька боялась даже дышать, чтобы, не дай бог, кто-то или что-то не выскочило на нее. Бабушки рядом не было, никто бы не побил злоумышленника, как когда-то побили дядю Валеру. 

Катька дошла до туалета, остановилась, собралась с духом и прошептала: «Бабушка». Тишина. Катька сказала громче: «Бабушка!». Опять тишина. Она дернула дверь на себя, та открылась и — в туалете никого не было.

Внутри все покрылось инеем. Катька не знала, что думать, она была уверена, что бабушка в туалете, где же еще она могла быть, но ее там не было. Катьке не оставалось ничего, кроме как заплакать. Она заскочила в туалет, захлопнула дверь и, зачем-то держа ее изнутри, начала плакать. Очень горько, не ощущая ничего, кроме безысходности.

Катька перестала чувствовать время в тот миг, когда проснулась от холода в вагончике. Она не знала: простояла в туалете час, полчаса, 10 минут — или пять. А, может, минуту. Было ясно одно: стоять вечно там было нельзя, поэтому она медленно открыла дверь, убедилась, что за ней нет никакой опасности, и вышла. Катька решила вернуться в вагончик, закрыть дверь, лечь на раскладушку и ждать бабушку там. 

Она медленно шла вдоль кустов малины, замирая от каждого звука. Немного постояв, Катька понимала его природу — и шла дальше. Как только она набралась сил для следующего шага, улицу и участок заполнил шорох камней на дороге. Мимо проезжала машина, и свет фар блеснул под забором. Испугавшись, Катька не придумала ничего другого, как добежать и спрятаться за баком. Вдруг это воры? Или просто плохие люди?

Катька сидела за баком, тяжело дышала и снова плакала. Ей казалось, что она никогда не дойдет до вагончика и никогда не увидит бабушку.

Свет пропал, шорох дорожных камней затих. «Уехала» — подумала Катька, но выходить из-за бака не торопилась. Слишком было страшно, да и слезы не переставали течь.

Она сидела прямо на земле, прислонившись спиной к черному металлическому баку, а руки положила на холодную землю. Катька пустым взглядом смотрела на куст ирги. Машинально она начала колупать рукой землю, чтобы хоть как-то себя успокоить. Ощутив ладонью ямку, она неожиданно вспомнила про секретики — и бросилась их откапывать. Не прошло и пяти секунд, как у Катьки в руках оказалась заветная коробочка. Она даже перестала плакать и, сделав глубокий вдох, открыла верхнюю крышку и посветила внутрь фонариком. 

Розовые туфельки барби, три вкладыша Love is…, фенечка, которую сплела подружка Алинка, камушек, окрашенный синим мелом, пуговка, которая когда-то была глазом Тобика, пока мама не пришила ему новый, бусинка от съедобного браслета, девочка-бегемотик из «Киндер сюрприз» — и немного лилового бисера. Все сокровища были на месте, Катька снова сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Только ей показалось, что она немного успокоилась, как за забором послышались шаги. Внутри все снова обындевело. Катька выключила фонарик, не вставая, попятилась назад, а когда шаги стали совсем уже близко, она, схватив секретики, вскочила и побежала в вагончик. За спиной слышался шум и шорох. Кто-то залез под забором, там, где сидела Катька. 

Она забежала в вагончик, захлопнула за собой дверь, прыгнула на раскладушку и, не сняв обуви, укрылась одеялом, прижав к себе коробочку с секретиками. Сердце билось, Катька вся дрожала. 

Дверь дёрнули, и она открылась. Катька прижала секретики еще сильнее к себе, боясь дышать и произнести малейший звук. Кто-то был внутри вагончика. Раздавались негромкие шаги, шуршание верхней одежды.

«Лишь бы не воры, лишь бы не воры» — думала Катька и дрожала, как провод электропередач на ветру. Шаги приближались, пока кто-то не остановился рядом с раскладушкой. 

Катька застыла, готовая ко всему. 

— Катюня, вставай, деда приехал, — прозвучал голос бабушки.

— Бабушка! — Катька вскрикнула, вскочила, бросилась ей на шею и громко заплакала.

— Ой, боже ты мой, что такое? Что случилось? — бабушка испугалась вслед за Катькой.

— Тебя… Тебя… Не было… — сказала Катька сквозь слезы.

— Дед приехал, стоит, фарами светит, бибикнуть боится, я под забор и к нему, мы проехали, развернулись, чтобы удобно встать, и я сразу к тебе!

— Дв.. Дв… Дверь… б… б… была… открыта.

— Так ветер, наверное! Господи, боже мой, перепугали ребенка! 

Бабушка крепко-крепко прижимала Катьку к себе, а та без остановки плакала. 

Домой ехали почти молча: Катька сзади — с коробочкой в руках и мешком моркови, спереди дед и бабушка. Изредка бабушка прерывала молчание, чтобы отчитать деда: «Как можно было проспать? Ночь на дворе, мы там одни, а он спит!». Дед молчал и смотрел на дорогу.

Катька была жутко уставшей, чувствовала себя так, будто все-таки провалилась в дырку туалета. Не буквально, но казалось, душевные муки того, что с ней случилось, и падение в дырку — равнозначны. 

Когда приехали домой, бабушка ни за что не ругала Катьку. Даже разрешила не мыть коробочку, а взять ее в постель облепленную кусочками грязи. Конечно, Катька не стала бы спать с секретиками, не для этого они были придуманы, она засунула их под матрас, чтобы никто не видел, так было надежнее всего. 

Сразу провалиться в сон не получилось, пережитое ночью давало о себе знать: в теле была невыносимая усталость, а мозг бодрствовал. Катька повернулась на бок, смотрела на полоску желтого света под дверью и слушала, как бабушка шепотом (по крайней мере, она пыталась это делать шепотом, но получалось обычным голосом) ругает деда. Катька на деда не злилась, она его любила, а он ее, просто слабости порой брали над ним верх. У Катьки ведь тоже есть слабости, ее секретики, например. На этой мысли, она нащупала ладонью коробочку под матрасом.

Веки начинали тяжелеть — и вскоре Катька уснула, до того, как полоска света под дверью погасла. Она знала, что по ту сторону кто-то есть, и если станет очень страшно — можно будет выйти, сначала зажмуриться с непривычки, увидеть знакомое лицо — и спастись от мрака беспомощности.

Следующим утром, когда перед Катькой поставили горячий омлет с кусочками — настолько горячий, что аж дым шел — бабушка обратилась к Катьке:

— Катюнь, а помнишь, когда дед спаял кукле ногу, и мы надели на нее джинсы, то договорились при маме джинсы не снимать?

— Ага, — ответила Катька, надавив ребром вилки на кусочек хлеба, зажаренный в омлете.

— Давай маме также не скажем о том, как вчера в сад ездили?

Катька замерла, потом отложила вилку и взглянула на бабушку, которая неотрывно смотрела на внучку.

— Хорошо, бабушка, — ответила она. — Будет нашим секретиком.

Катька снова взяла в руку вилку, вонзила зубчики в кусок хлеба и отправила его в рот.

— Ну, и отлично, кушай, моя дорогая! — ответила бабушка, взяла пульт и включила телевизор.

«В это время кто-то мохнатый спал под роялем, как принято в этом доме… Кстати, мы с вами тоже были приняты в этом доме. Случилось это четыре с половиной года назад, так что нам есть, что тут вспомнить…».

— О «Пока все дома» у Магомаева и Синявской! — воскликнула бабушка. — Батюшки, как постарели оба, да уж, годы нас не щадят…

Катька бросила взгляд на экран, потом на бабушку, снова на экран, пожала плечами и отхлебнула горячего чая. 

Спасибо за иллюстрацию Ане.